очков. Он задержал дыхание, готовясь что-то сказать, но потом со вздохом выпустил воздух.

— Нет. Думаю, что не было. В этом мире.

— Хорошо, — сказал Билл. — Продолжай.

— Что?

— Продолжай рассуждать. Я боюсь. Мне приходят в голову слишком… легковесные мысли. Мне интересно, придут ли тебе в голову такие же идеи? Ну, давай.

— Он… подменыш, — наугад начал Морган. — Рассказы о подмененных детях — очень старые. Даже старше, чем легенда о Фаусте. А вдруг и Фауст был таким подменышем? Может, у него тоже были какие-то наследственные черты, которые могли проявиться с изменением хода времени на обратный? Подменыш… дитя фей… феи? Очень хрупкие люди, которые могу по желанию становиться невидимыми, созданные по другой мерке, чем мы, по другим размерам? Или другими измерениями, Билл?

Билл пожал плечами:

— Он не может есть то, что мы едим. Если так и дальше пойдет, на всей Земле для него не найдется пищи. А вдруг она где-нибудь есть?

— А может быть, изменения прекратятся, — резко произнес Морган. — Откуда нам знать? Может быть, мы напрасно делаем из себя идиотов, бродя среди историй про фей наугад в поисках ответа, который нам вовсе не пригодится?

— Думаю, Пит, что пригодится. Ну, так или иначе, давай продолжать — и посмотрим, что у нас получится. Значит, говоришь, иные измерения?

— Хорошо, допустим, были подменыши! — горячо воскликнул Морган. — Допустим, на самом деле бывают гоблины и прочие существа, которые шатаются по ночам…

— Господи, спаси нас, — ухмыльнувшись, закончил Билл. — Пит, используй логику. Я не хочу, чтобы ты поверил, будто тыква может превратиться в карету. Но если мы применим алхимическую формулу к самой идее подменышей или к легенде о Фаусте, можем мы что-нибудь получить или нет?

— Ну, это тоже не ново. Ранее предполагалось, что сверхъестественные существа из легенд могли появиться как искаженные воспоминания о посещениях существ из других измерений. Но Руфус…

— Давай, Пит, скажи…

С видом осознанной жертвы Морган поднял в гримасе верхнюю губу, задрав усы, и сказал:

— Руфус, может быть… или кажется… проявляет наследственные черты какого-то предка из другого мира. Ты это хотел услышать?

— Пойдет.

— Тогда это объясняет… — Морган вдруг просиял: нашлась идея, которая оправдывала жертву. — Это объясняет, почему он так отреагировал на фотографию матери. Объясняет, почему многие вещи кажутся ему странными. Это даже отчасти объясняет, почему он вспоминает то, чего не было.

Билл, похоже, сомневался.

— Да — отчасти. Тут еще кое-что, Пит. Не знаю, что именно, но просто чувствую, что это не все. Все не так просто. Часы, календарь — если шахматная доска действительно календарь, — да, можно сказать, что время он ощущает не так, как мы, и наугад пытается вернуть себе хоть что-то знакомое из другого жизненного опыта, который пока не может вспомнить. Но это не все. Мы многое узнаем еще до того, как эксперимент закончится. Руфус идет куда-то назад. Я боюсь. Я ничего не хочу об этом знать. Как только я начинаю об этом думать, так сразу же ударяюсь в панику. Ведь он так близок ко мне. Но скоро мы все узнаем. Мы еще не добрались до корней, но когда доберемся, то увидим, что все не так просто, как нам кажется.

— Корни? Интересно. Вот что, Билл. Во время взросления Руфус был совсем не таким, как сейчас. Помнишь, мы как-то говорили о том, что при рождении могут появляться кое-какие отклонения, которые в подростковом возрасте сглаживаются? Очень может быть, что сейчас он как раз проживает в обратную сторону результат этих исправлений. Но обратно мутировать невозможно. Это совершенно невозможно — какую логику ни применяй, хоть нашего мира, хоть любого другого. Можно сказать, что он унаследовал хромосомы марсиан или людей другого измерения, но это ничего не объяснит. Мутация — это когда что-то… распространяется, растет вширь, а вовсе не сжимается и уменьшается. И тут должно быть что-то позитивное…

Он замолчал, свел вместе тяжелые брови. Через некоторое время он осторожно начал с начала:

— Я не прав. В общем… давай посмотрим. Все хорошо до тех пор, пока временна́я константа не меняется. Что к Руфусу как раз и неприменимо.

Билл нахмурился:

— Он движется во времени обратно, но ведь это субъективно, не так ли?

— Поначалу это так и было. Может быть, субъективное отражается на объективном?

— И Руфус искажает время?

Морган не слушал. В кармане он нашел карандаш и бумагу и занялся рисованием бессмысленных закорючек. Повисло тягостное молчание. Кончик карандаша остановился.

Морган поднял голову, в его глазах по-прежнему стояло недоумение.

— Кажется, я понял, — сказал он. — Может быть… Послушай, Билл…

На сортировочной станции немало рельсовых путей. И на каждом пути — поезд, который движется по жестко заданному курсу, параллельно другим.

Согласно теории параллельного времени, каждый поезд — пространственная вселенная, а рельсы проложены по темной насыпи самого времени. Далеко-далеко в прошлом, в темных началах, может быть, существовала только одна колея, а потом она стала разветвляться.

Она ветвилась и ветвилась, от нее отходили параллельные колеи, собираясь в группы: Нью-Йоркская центральная, Пенсильванская, Южная Тихоокеанская, Санта-Фе. Поезда — вселенные — на каждом пути примерно одинаковые. Например, на Пенсильванской сразу несколько поездов едут сквозь туманное и загадочное время в одну и ту же сторону, однако все содержат отличимые разновидности homo sapiens. Пути ветвятся, но в целом это одна и та же система.

А есть и другие.

Они имеют одну общую черту. Нет, две. Они параллельны во времени и изначально вышли из одного нам неизвестного источника, спрятанного в недоступном воображению, необъятном, загадочном лоне пространства и времени. В начале было…

Но в начало вернуться нельзя. Нельзя даже вернуться в начало собственного пути. Потому что поезд идет вперед, и он совсем не там, где был двадцать, пятьдесят, восемьдесят лет назад. А если попытаешься вернуться по собственным следам, окажешься на незнакомой дороге. Она не пространственная. Не временна́я. Она имеет, наверное, какое-то измерение, которое настолько чуждо нам, что мы не можем вообразить его никаким — только абсолютно чужим.

Но когда путешественник пытается вернуться во времени обратно, на этой странной дороге он может обнаружить мостик, какой-то переход. Может оказаться, что это просто канат, ненадежно натянутый между двумя параллельными путями. Как в букве «И». Вертикальные линии — железнодорожные пути, по которым идут поезда. Косая линия — переход, например, с Пенсильванской на Нью-Йоркскую центральную.

Разные железнодорожные компании. Разные линии. Разные группы.

Значит, нельзя вернуться в собственную молодость, нельзя больше вернуться домой — там, где он был, его больше нет. Он остался далеко позади, потерялся